Skip to content

ПРАВОСУДИЕ РАПОРТОВ
или
Удалось ли осужденному Чехлову отстоять свое достоинство?

Автор: Анатолий Папп | Фонд «Общественный вердикт»

Евгений Чехлов, уроженец поселка Шушенское Красноярского края, был осужден в июле 2017 года на 3 года лишения свободы в колонии общего режима и отбывал наказание в Красноярской ИК №27 с 16 ноября 2017 года года. Через три месяца пребывания в колонии возник некий конфликт, в результате чего он был вынужден обратиться за помощью к адвокату.

Как пояснял Чехлов, «в двадцатых числах февраля 2018 года в промышленной зоне в кабинете сотрудника Пруткина А.А. в его присутствии в отношении меня осужденным из 11 отряда была произведена попытка удушения. За этим всем наблюдал Пруткин А.А. и замечаний осужденному не делал, тем самым одобряя его действия».

После этого Чехлова из своего 12-го отряда на месяц перевели в другой отряд, который отличался более строгой дисциплиной. Через месяц осужденного вернули в 12 отряд, но летом давление вошло в новую фазу — на него посыпались взыскания. В результате осужденный, не имевший за первые полгода пребывания в колонии ни одного взыскания, за пару месяцев до освобождения вдруг превратился в серийного нарушителя.

Хотя с 27 февраля 2018 года интересы Чехлова стала представлять красноярский адвокат Виктория Дерменева,  такая попытка самозащиты не смутила оперативников ИК: Чехлову сообщили, что «еще ни один адвокат никому здесь не помогал». «Неоднократно от сотрудников ИК-27 в мою сторону высказывались …угрозы того, что сломают жизнь», – писал Чехлов в заявлении адвокату. «Это все началось с 28 февраля, когда я сообщил о нарушениях администрации, что они вытворяют с осужденными, которые с ними сотрудничают. Я не смог молчать, поэтому обратился к адвокату», – так позже, на судебном заседании 12 декабря 2018 года, объяснял Чехлов свое поведение.

Шизо как контрдействие

Сначала, 14 июня 2018 года начальником ИК-27 А.Ю. Муравьевым было вынесено постановление о применении к Чехлову взыскания в виде выговора (за самовольное передвижение по территории колонии).

Через полтора месяца, 26 июля, врио начальника колонии М.А. Половниковым было вынесено постановление о водворении осужденного Чехлова в штрафной изолятор (ШИЗО) на 5 суток — за несоответствие содержимого сумки с личными вещами и описи этих вещей: в сумке было на одни трусы и три коробка спичек меньше, чем в описи, и лишняя пара носков.

Сидя в ШИЗО, Чехлов жаловался проверяющему из УФСИН на условия содержания: отсутствие уличного света, очень слабое электрическое освещение, холод в камерах. Реакции, как он писал, не последовало (если не считать таковой следующее наказание).

Чехлов только успел 30 июля встретиться со своим адвокатом и тут же получил очередное взыскание: 10 суток ШИЗО за передачу Дерменевой материалов якобы личной переписки. На самом деле это было заявление защитнику с перечислением всех жалоб Чехлова на администрацию ИК. Сотрудники отобрали также у адвоката запись с фамилиями двух осужденных. «Теперь я боюсь, что в отношении них могут быть применены меры воздействия с указания сотрудников ИК-27», — писал Чехлов. Там же он жаловался на отсутствие конфиденциальности в разговорах с адвокатом: «после каждой встречи сотрудники ИК-27 проводят со мной беседы с теми словами, о которых мы говорили с адвокатом».

Чехлов утверждал, что зам начальника по безопасности и оперативной работе Половников угрожал ему в ШИЗО, и он воспринимает эти угрозы серьезно. «Хочу обратить внимание, что суицид я совершать не намерен, я реально опасаюсь за свою жизнь и свое здоровье. …От сотрудников ИК-27 поступают в отношении меня угрозы меня «опустить», а именно: совершить со мной половой акт, обмочить и т.д. Все эти действия могут быть совершены осужденными-«активистами», которые сотрудничают с администрацией и непосредственно по указу …заместителя начальника по БиОР Половникова М.А.», – заканчивает свое заявление Чехлов и просит своего адвоката обратиться в суд и прокуратуру.

В начале августа Чехлов «покаялся», вынужден был прибегнуть к самооговору под давлением оперуполномоченного: «о/у Пруткин …говорил, что тебе адвокат не поможет… Мне пришлось написать под диктовку, что я якобы оговорил администрацию ИК-27 в заявлении от 30.07.2018 г. Слова Пруткина А.А. я воспринимаю реально как угрозу для жизни, что мне никто не поможет. Объяснение я давал в отсутствии адвоката». Чехлов заранее отказывается от других подобных актов вынужденного «раскаяния»: «Я уверен, что в будущем в отношении меня будут различные провокации со стороны сотрудников. Прошу депутата М.И. Добровольскую обеспечить мою безопасность. …Все последующие объяснения, данные сотрудникам ИК-27 без адвоката, могут быть написаны только под давлением».

1 августа на дисциплинарной комиссии Чехлов был признан злостным нарушителем установленного порядка отбывания наказания и, в соответствии с ч. 3 ст. 120 УИК РФ, был переведен в отряд строгих условий отбывания наказания (ОСУОН), где и содержался вплоть до 16 октября, дня освобождения из колонии.

По мнению адвоката, конец срока отбывания наказания по приговору суда у Чехлова приходился на 30 августа, но по факту он пересидел лишние полтора месяца и освободился 16 октября 2018.

Иск

23 августа, еще отбывая наказание в колонии, Чехлов подал в суд административное исковое заявление на начальника ИК-27, в котором просил суд признать незаконными и отменить все три постановления о взысканиях.

«Оспариваемые постановления административному истцу не вручались. С данными постановлениями не согласен, считаю их незаконными, необоснованными и подлежащими отмене», – говорилось в иске.

Еще один довод – «все полученные дисциплинарные взыскания несоразмерны выявленным фактам».

В заявлении также указывалось, что администрация ИК последовательно не допускала адвоката Дерменеву к дисциплинарным комиссиям, на которых утверждались взыскания, несмотря на регулярные просьбы Чехлова и письменное заявление самой Дерменевой. Таким образом, «право Чехлова Е.В. на получение квалифицированной юридической помощи при наложении дисциплинарных взысканий было нарушено».

12 декабря 2018 года состоялось судебное заседание по иску, в ходе которого «не нашли подтверждения доводы Чехлова Е.В. о том, что дисциплинарные взыскания в виде выговора (14.06.2018 г.) и водворения в штрафной изолятор временного содержания (26.07.2018 г., 01.08.2018 г.) были применены к нему без законных на то оснований. Советский районный суд г. Красноярска решил «административное исковое заявление Чехлова …оставить без удовлетворения».

В январе 2019 года представитель Чехлова адвокат Дерменева подала апелляционную жалобу на решение суда, в которой попросила отменить его как незаконное и необоснованное.

6 мая 2019 года судебная коллегия Красноярского краевого суда определила «решение суда Советского района города Красноярска от 12 декабря 2018 года отменить, принять по делу новое решение»: признать незаконными все три постановления о взысканиях, объявленных осужденному Чехлову.

Это решение не было оспорено и вступило в законную силу.

Юридическая сторона истории

Какие доводы сторон повлияли на принятие столь разных решений судов?

Предметные возражения по каждому эпизоду есть в апелляционной жалобе.

Первое нарушение, самостоятельное передвижение по колонии, истцы посчитали недоказанным, поскольку Чехлов передвигался по разделенной на запирающиеся локальные зоны территории колонии не совсем самовольно: до середины пути он дошел с одним сотрудником колонии, а потом ждал другого сотрудника, который провел бы его в свой отряд.

«На каждой калитке установлена система контроля удаленного доступа, и любая калитка может быть открыта с помощью чипа, имеющегося только у сотрудника исправительного учреждения. Следовательно, без сопровождения сотрудника ИУ осужденный не мог оказаться за пределами локального сектора столовой», – говорится в апелляционной жалобе.

Предоставленная администрацией ИК фотография не может быть доказательством, поскольку невозможно распознать, кто на ней изображен, дата и время не указаны.

Что касается расхождений между вещами в сумке и их описью, то комната с вещами не запиралась, а опись велась карандашом, так что невозможно достоверно установить вину Чехлова. Более существенное расхождение между описью и содержимым сумки другого осужденного, которого проверяли вместе с Чехловым, было оставлено без последствий.

Истцы указали, что предоставленные ответчиком фотографии не могут быть доказательствами, так как непонятно, кто на них изображен, чьи вещи на фото, когда эти фото делались и кем.

По третьему «нарушению» обе стороны согласны, что получение и отправление осужденными писем производятся только через администрацию исправительного учреждения. При этом врио начальника колонии Половников признает, что

«в соответствии с п. 58 ПВР ИУ переписка осужденного с защитником или иным лицом, оказывающим юридическую помощь на законных основаниях, цензуре не подлежит», однако указывает на оговорку: «за исключением случаев, если администрация исправительного учреждения располагает достоверными данными о том, что содержащиеся в переписке сведения направлены на инициирование, планирование или организацию преступления либо вовлечение в его совершение других лиц. В этих случаях контроль писем …осуществляется по мотивированному постановлению начальника исправительного учреждения или его заместителя».

Никакого «мотивированного постановления», никаких доказательств преступного умысла ответчик не предъявил, только сообщил, что «имелась информация». Для оправдания произвола администрация ИК заявила, что переправила «изъятые материалы» в Следственный комитет (что осталось без последствий).

Как объяснял в суде защитник Чехлова, «было передано заявление, которое было составлено в момент оказания юридической помощи подзащитному, что составляет адвокатскую тайну. При этом это заявление было изъято. Чехлов ничего с собой не приносил.»

Представитель ответчика Щербак парировал следующим образом: «Любая переписка осужденного — личная. Он же сам ее писал и отправил».

Параллельно с основным судом адвокат Дерменева подала в суд жалобу на незаконный досмотр и выиграла дело.

Чехлов и адвокат Дерменева указывали на препятствия со стороны ИК к оказанию юридической помощи, на что представитель колонии Щербак отвечал: «приглашать мы не обязаны на заседание дисциплинарной комиссии …Осужденный может получить юридическую помощь на свидании». Истец указывал, что Чехлов Е.В. просил предоставить ему возможность встретиться со своим адвокатом для подготовки к каждой дисциплинарной комиссии, таким образом, до обращения в суд, в период нахождения Чехлова в ИК-27, его право на квалифицированную юридическую помощь администрацией колонии было грубо нарушено.

Истцы указывали на вопиющий случай, когда адвокат Дерменева В.Е. была на рабочих встречах с Чехловым  30 и 31 июля, однако администрация колонии не соизволила уведомить ее о намеченной 1 августа дисциплинарной комиссии в отношении ее подопечного, хотя адвокат находилась на территории ИК и это не стоило им каких-либо затрат.

То, что участие представителя осужденного на заседании дисциплинарной комиссии не предусмотрено положением ИК-27, не является основанием для нарушения права осужденных на защиту, указывал истец. А представитель ответчика остроумно заявлял, что «право осужденного не ущемлено, он на сегодняшний день по факту реализует свое право на защиту».

Правосудие рапортов

В доказательство своей правоты колония предоставила многочисленные рапорты своих сотрудников, акты просмотра видеозаписей, характеристики и прочие материалы — почти полторы сотни страниц документов.

Районный суд принял все эти рапорты на веру, не исследовав их, и встал на сторону ИК-27.

Апелляционная коллегия заняла совсем другую позицию: она отнеслась к документам администрации колонии критично, объявив эти материалы ненадлежащими доказательствами. Об этом, в частности, просил истец, когда указывал, что

«представленные в материалы дела документы не могут служить доказательством нарушения», что писавшие все эти рапорты сотрудники могут выступать только как свидетели, а «свидетель по делу допрашивается судом в судебном заседании, с предупреждением его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Вызов свидетеля производится по ходатайству лица, участвующего в деле. Такого рода ходатайство административными ответчиками заявлено не было».

Этого обстоятельства оказалось достаточно, чтобы признать все три нарушения недоказанными, а значит незаконными все три постановления о взысканиях.

Это крайне важное обстоятельство, поскольку именно таким способом работники колонии оправдывают и утверждают свой произвол в отношении осужденных. Даже не прибегая к запугиванию и избиениям, администрация колонии имеет возможность для легального наказания даже самого послушного осужденного, производя «нарушения» простым сочинением рапортов. Суды чаще всего включают презумпцию доверия сотрудникам ИК, и у осужденного не остается возможностей для оправдания.

А ведь и в случае с Чехловым, и в других подобных случаях речь идет не о локальном нарушении, а о цепочке искусственно созданных нарушений и наказаний, в результате которых осужденный теряет право на условно-досрочное освобождение (УДО), переводится на более тяжелые условия содержания, лишается свиданий и звонков, возможностей нормального питания и пр. То есть используя рапорты, акты, характеристики, все эти бессмысленные бумажки в качестве «доказательств», колония имеет возможность бесконтрольно и в любых количествах производить «нарушения» правил внутреннего распорядка и по своему усмотрению карать или миловать осужденных.

Это касается и видеоматериалов, которые, вроде бы, должны объективно фиксировать происходящее. Но сотрудники бдительно следят за тем, чтоб видеокамеры в помещениях и носимые видеорегистраторы служили исключительно им в деле расширения возможностей преследования осужденных, и ни в коем случае не для фиксации нарушений администрации ИК (например, избиений осужденных). Если защитник осужденного потребует представить в суд видеозаписи, у них непременно окажется просроченным срок хранения, или, в крайнем случае, они окажутся «утерянными» из-за технического сбоя (как в «деле Сулима Битаева». Да и вообще суд может усомнится в атрибуции или качестве записи, поэтому проще приносить в суд акт просмотра видеозаписи. К сожалению, суды крайне редко отвергают подобные «доказательства».

Сколько стоит моральный вред

Основываясь на майском 2019 года решении судебной коллегия Красноярского краевого суда о признании незаконными постановлений о взысканиях, объявленных Чехлову, 8 августа 2019 года адвокат Дерменева подала в суд исковое заявление о взыскании компенсации морального вреда в пользу Чехлова с ИК-27 и ГУФСИН России по Красноярскому краю.

Все мучения, угрозы, страхи, лишения, ужесточение режима, лишние полтора месяца зоны вместо УДО, плюс труд защитника истцы оценили в скромные 150 тысяч рублей. Но суд решил, что это много — и дал 15 тысяч рублей, вроде как по тысяче за день незаконного ШИЗО. Остальное страданиями не посчитал.

В августе 2020 на это решение была подана апелляционная жалоба, в которой содержится требование о полном удовлетворении морального вреда в первоначальном размере в 150 000 рублей.

Это же решение обжаловала ФСИН, которая посчитала, что сумма компенсации в 15000 рублей — сильно завышена.

12 октября 2020 года Красноярский краевой суд оставил без изменений  решение о компенсации бывшему заключенному Евгению Чехлову — 15 тысяч рублей.

Кто же победил?

Со стороны защищающегося от произвола Чехлова вся история — напряженная борьба за собственное достоинство.

Со стороны колонии — скорее издевательство и насмешка над непокорным заключенным и его адвокатами. Администрация предпринимала множество усилий для того, чтобы помешать адвокату.

Например, Дерменевой отказались предоставить список дисциплинарных взысканий подопечного, потому что он подшит в личное дело осужденного, а оно «для служебного пользования» (хотя этот список всегда предоставляется в суд вместе с другими совершенно несекретными материалами).

Сильным «ходом» со стороны колонии был обыск адвоката и изъятие документов. И хотя Дерменева выиграла в суде иск против колонии, о наказании инициаторов этого наскока ничего неизвестно.

Из материалов судебных заседаний следует, что ответчики (представитель колонии и ФСИН Щербак) передавали суду важные материалы не заранее, а во время заседания, чтобы у истца не было времени с ними ознакомиться.  

Можно констатировать, что сотрудники ИК обещали устроить Чехлову «веселую жизнь», и им это вполне удалось: наказали, лишили УДО, увеличили срок, принуждали к самооговору, «напрягали» адвоката. Нельзя же считать поражением тюремщиков проигрыш в суде и копеечную компенсацию (из бюджета, то есть из нашего, а не из их кармана)!

Но, конечно, дело не в этом балансе. Во всех колониях оперативники имеют такие же возможности для произвольного назначения взысканий, как в описанной истории. Всюду суды склонны принимать их бумажные «материалы» в качестве доказательств. Поэтому любая локальная победа важна в таких делах не сама по себе, но как свидетельство того, что подобный тренд в принципе можно переломить.

Другие материалы:

«Для успешного функционирования УИС необходимо установление рационального соотношения усилий государства, исполнительной власти сверху донизу, правовых региональных органов и общества со всеми его институтами».

«Если в 1996 году потребность уголовно-исполнительной системы в финансах была удовлетворена на 66 процентов, то в 1997 году только на 34 процента. За одиннадцать месяцев 1998 года фактическое финансирование из федерального бюджета составило 38 процентов от минимальных потребностей системы. Более того, в июле – октябре 1998 года полностью прекратилось выделение бюджетных ассигнований на содержание заключенных под стражу и осужденных, что не позволило своевременно закупить продовольствие и топливо на осенне-зимний период 1998/99 года.

[…]

Фактически проваленной оказалась федеральная целевая программа “Строительство и реконструкция следственных изоляторов и тюрем Министерства внутренних дел Российской Федерации, а также строительство жилья для персонала указанных учреждений (на период до 2000 года)”, утвержденная постановлением Правительства Российской Федерации от 3 ноября 1994 года № 1231. Объем бюджетных ассигнований, выделяемых на ее реализацию, за последние три года уменьшился в 7 раз и составляет менее 3 процентов от предусмотренного. В результате следственные изоляторы переполнены почти в 1,5 раза от установленного лимита, около 100 тысяч подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений не имеют спальных мест». (Из постановления Совета Федерации «О положении в уголовно-исполнительной системе Министерства юстиции Российской Федерации» от 24 декабря 1998 года № 567-СФ)

Историческая справка: впервые в истории уголовно-исполнительной системы учреждения, исполняющие уголовные наказания, не связанные с лишением свободы, были созданы при губернских и областных отделах юстиции как Бюро принудительных работ в 1919 году (Циркуляр Народного комиссариата юстиции РСФСР от 7 мая 1919 г. № 38

Средняя персональная площадь, предоставляемая подследственным, в 12 из 77 регионах (Ростовская, Иркутская, Новосибирская, Курганская, Свердловская, Тверская, Хабаровская, Санкт-Петербургская и Московская области, Республики Татарстан и Кабардино-Балкария, Москва), где находились 51 СИЗО, 3,1 — 3,5 кв.м. Норма переполненности (вместимость помещений при их проектировании) составляла до 30 %.

Средняя персональная площадь в 7 регионах (Саратовская, Калининградская, Калужская, Ярославская и Нижегородская области, Республики Чувашия и Тыва), где находились 11 СИЗО, 2,6 — 3 кв.м. Норма переполненности до 50% .

Средняя персональная площадь в 2 регионах (Владимирская и Читинская области), где находились 3 СИЗО, менее 2,5 кв.м. Норма переполненности более 50%.

Следует отметить, что в ст.1 Наставления по оборудованию инженерно-техническими средствами охраны и надзора объектов УИС, утвержденного Приказом № 279, оборудование объектов УИС должно соответствовать не только российскому законодательству, но и Европейским пенитенциарным правилам, и стандартам Европейского комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

Проблемы, обозначенные Президиумом Верховного Суда РФ в постановлении «О результатах рассмотрения судебной практики в отношении содержания под стражей»:

– чрезвычайно формальный подход судов к постановлениям о задержании;
– задержание лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за правонарушения небольшой и средней степени тяжести;
– непринятие судами во внимание личных обстоятельств ответчика;
– неспособность кассационного суда и надзорной инстанции в полной мере рассмотреть доводы подсудимых, приведенные в их заявлениях об освобождении.

Верховный суд в Постановлении от 29 октября 2009 г. также напоминает, что заключение под стражу должно быть крайней мерой, и дает инструкции по применению альтернативных мер пресечения. 

— заключение под стражу может быть назначено только в том случае, когда не могут быть применены другие меры пресечения;

— при рассмотрении оснований для содержания под стражей, указанных в УПК, судьи должны удостовериться, что эти основания реальные и обоснованные, что подтверждается правдивой информацией; судьи должны также должным образом учитывать личные обстоятельства обвиняемых;

— отсутствие формальной регистрации ответчика на территории России не может быть безосновательно расценено как отсутствие постоянного места жительства;

— положения УПК, устанавливающие максимальные сроки содержания под стражей в ожидании расследования и судебного разбирательства, должны соблюдаться; во всех решениях судов, касающихся продления содержания под стражей, должен четко указываться период, на который продлевается содержание под стражей, и дата окончания действия постановления о содержании под стражей.

Концепция при этом в значительной степени не имеет «концептуального» характера, а является совокупностью хоть и важных, но частных «улучшений», в преобладающей их части инициированных самим ведомством.

 «2,5 года проведения реформы Уголовно – исполнительной системы России свидетельствуют о том, что основные цели, которые общество ожидало от данной реформы, так и не были достигнуты».

(Доклад Постоянной комиссии по содействию ОНК и реформе пенитенциарной системы Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека «О ходе реформы Уголовно – исполнительной системы России и необходимости внесения изменений в концепцию реформы, создания институтов пробации и ресоциализации»,
г. Москва 05 апреля 2013 г.)

Так за 2011 год в соответствии с системой «социальных лифтов» улучшены условия 2146 осужденным. Из них условно-досрочное освобождение получили более 1009, в колонию-поселение переведено 114, из обычных в облегченные условия отбывания наказания переведено 924 человека. «Социальные лифты» работают не только вверх по социальной лестнице, но и вниз. Соответственно ухудшены условия 253 осужденным.

Ссылка

Ст. 53.1 УК РФ об обязательном привлечении осужденного к труду в местах, определяемых органами уголовно-исполнительной системы, с содержанием его под надзором в специальном учреждении, но без изоляции от общества – в исправительном центре. Принудительные работы могут быть назначены сроком от 6 месяцев до 5 лет, за преступления небольшой и средней тяжести, а также за совершение тяжкого преступления впервые.

Применительно к данному делу, в частности, Суд постановил: в течение шести месяцев после вступления постановления в силу российские власти должны совместно с Комитетом Министров разработать обязательный к исполнению временной график введения в действие эффективных средств правовой защиты, которые способны обеспечить предотвращение нарушений и выплату компенсации заключенным, которые обратились с жалобой на бесчеловечные условия содержания в Суд.

Заявлено, что Программа будет носить «ярко выраженный социальный характер» и позволит привести СИЗО и исправительные, лечебные исправительные и лечебно-профилактические учреждения в соответствие с законодательством РФ и «продолжить внедрение международных стандартов, а также реализацию ряда положений международных договоров, соглашений и конвенций, касающихся обеспечения прав, свобод и законных интересов подозреваемых, обвиняемых и осужденных».

Под действие закона попали 99 тысяч 400 человек. Из мест лишения свободы были освобождены 9 тысяч 616 осужденных. В том числе из воспитательных колоний – 90 человек, колоний-поселений – 1705 человек, исправительных колоний общего режима – 7821 человек. Еще 73 тысячам 593 заключенным срок наказания был снижен. (Ссылка)